О том, что такое посттравматическое стрессовое расстройство, как оно лечится и что ждет Украину после ротации военных в интервью сайту Телеканала новостей "24" рассказал начальник Научно-исследовательского центра гуманитарных проблем Вооруженных Сил Украины, полковник запаса, кандидат психологических наук Назим Агаев.
Недавно российские СМИ, со ссылкой на Ваши слова, написали, что "уровень психогенных потерь в украинской армии достиг 80%". Все действительно так плохо, или это было традиционное искажение фактов?
Это был ответ непрофессионалов и манипуляторов на ту информацию, которую я предоставил. Действительно, я такое говорил, но, во-первых, говорил как для специалистов по военной психологии, имея в виду возможный максимальный порог, который зависит от множества факторов. Во-вторых, я имел в виду, что из всего количества личного состава 80% могут иметь признаки острой фазы психотравмы и это есть естественная реакция организма. Это означает, что какое-то время – от одной минуты до нескольких дней – человек может быть не способным эффективно вести боевые действия. Он находится в шоковом состоянии. Но это не значит, что он – безвозвратная психогенная потеря.
Как тогда выглядят реальные цифры?
Наши исследования показали, что, фактически, безвозвратные психогенные потери среди наших военных составляют 1%. Это уже безвозвратные потери, те люди, психика которых не справилась. Это очень низкий процент и показатель высокого уровня морально-психологического состояния наших бойцов. То, что на определенное время человек выходит из строя – это нормальная физиологическая реакция на угрозу жизни.
Опыт России, например, показал: после двух чеченских войн у них было до 90% личного состава с признаками психотравмы, а в последующем ПТСР (посттравматического стрессового расстройства). Это страшный показатель. А извращать и перекручивать цифры и другую фактическую информацию – это работа российских СМИ.
"Бойцы должны понять, что они – здоровые люди, которым нужна помощь"
Получается, что украинские бойцы готовы сопротивляться стрессу?
Ему невозможно сопротивляться. Стресс испытывают все. Киборгов в прямом смысле слова у нас нет.
Человек реагирует на угрозу его жизни на уровне неподконтрольных ему ощущений. Просто каждый реагирует на это по-разному. Один человек рефлексирует – вспоминает, что в какой-то момент он испугался, вспоминает обстоятельства, которые помогли ему выжить. Другой же может просто заглянуть в рюмку и привыкнуть к тому, что он не выходит из стресса, а "глушит" его алкоголем. Это со временем переходит, во-первых, в алкоголизацию, а, во-вторых, в посттравматическое стрессовое расстройство.
Психотравма и ПТСР – это разные вещи?
Да. Есть острая фаза психотравмы, которая может длиться до трех месяцев. После данного срока уже диагностируется ПСТР, как заболевание, связанное, прежде всего, с поведенческими отклонениями и с неадекватными психическими реакциями. С ПТСР можно работать без медикаментов, главное, чтобы это было вовремя. Чем больший период отсрочки работы специалистов с такими бойцами, тем хуже.
Просто приведу небольшой пример. Вооруженные силы Канады с 2004 по 2014 год в боевых действиях на территории Афганистана потеряли 138 человек. А после войны до сего дня у них уже 160 человек совершили суициды. Поэтому можете себе представить, что такое боевая психическая травма или посттравматическое стрессовое расстройство.
Можно выделить какие-то основные проявления или симптомы ПТСР, которые проявляются у бойцов?
Тут тоже по-разному. Может возникать повышенная агрессивность. Неконтролируемая агрессия связана с сиюминутной реакцией на мнимую угрозу. Это может перерастать в драки, привычку доказывать свою правоту только посредством физической силы. Может возникать потеря сна на длительное время. Могут появиться кошмары. Как правило, у всех бывает чувство вины перед товарищами, которые погибли. Даже если человек понимает, что не мог помочь погибшим...
Симптомов того, что относится к ПТСР, достаточно много: алкоголизация, наркомания, постоянные флэшбеки (то есть воспоминания, в которые возвращается боец), человек может перестать желать физического контакта с женой и так далее. Это большой спектр проблем, на которые нужно немедленно реагировать в профилактическом порядке.
Как, например?
В том числе, через пропаганду того, что есть психологи, которые занимаются профилактикой. Психотип украинца не позволяет ему обращаться к специалисту. Ему кажется, что если он приходит к психологу – он болен. Но нужно понимать, что психолог работает со здоровым человеком, помогая ему исправить поведенческие отклонения, связанные с его боевым опытом.
Бойцы должны понять, что они – здоровые люди, которым нужна помощь. Когда об этом будет говорить постоянный информационный поток – люди будут готовы приходить и работать с практическими или с медицинскими психологами, которые тоже занимаются такими расстройствами, но применяют, в том числе и медикаментозные методы лечения. При этом учитывайте, что медикаментозные методы для нормальных людей заключаются в том, что им выписывают снотворные или какие-то транквилизаторы. Просто для того, чтобы человек, который истощен кошмарами и бессонницей, отдохнул. Потому что психическое истощение может приводить к соматическим заболеваниям – гипертонии, сахарному диабету и прочее.
Уже не единожды я слышала историю: боец приезжает домой, родственники видят, что ему нужна помощь, но сам он упирается, не хочет никуда идти и уверяет, что с ним все хорошо. Что делать семье в таких случаях?
Тут семья является главным психотерапевтом. Если отношения в семье построены на доверии и настроены на достижение конечного результата – нормализации психологического состояния бойца и его семьи, то все будет хорошо. Но этому тоже нужно обучать.
Где? Или как?
Мы сейчас заканчиваем разработку методических рекомендаций для членов семей военнослужащих, участников АТО, по этим состояниям. Даже внутри семьи, если муж или жена будут обучены элементарным вещам, можно будет получить помощь.
Приведу небольшой пример. В свое время мой командир роты прибыл после Афганистана с серьезной психотравмой. У него были состояния неконтролируемой агрессии, при которой он просто мог кого-то убить. При этом он не понимал, что делает, осознание приходило спустя какое-то время. Заметив, что с ним происходит, он меня предупредил и попросил останавливать, если замечу такое состояние. Один раз при пристрелке боевой машины пехоты отсутствовали болты на постели пулемета. То есть, вести прицельный огонь было невозможно. Когда он сделал на полигоне первый пристрелочный выстрел, увидел, что нет болтов и, скажем так, жестко применил силу к механику-водителю боевой машины. В результате у механика была проломлена голова.
Командира попустило только тогда, когда он женился. Жена смогла вызвать его на разговор. Он начал ей рассказывать все, что было с ним в Афганистане, а нахлебался он – будь здоров. И после этих многодневных рассказов стало легче. Хотя до этого я его тоже бояться начал – думал, он и меня "приделает" арматурой по голове и не поймет, что происходит.
То есть, главное для родственников – не отворачиваться от человека?
Да! Безусловно, я также рассчитываю на понимание руководства Минобороны, которое позволит создать на базе нашего центра консультационные кабинеты для членов семей ветеранов АТО.
Но это в любом случае будет потом. А сейчас людям куда идти?
Сейчас они могут обращаться только в социальные службы – городские или районные.
"В Афганистане такой интенсивности боевых действий не было"
Если говорить о женщинах, которые принимают участие в боевых действиях, их травмы чем-то отличаются?
Они тяжелее и подлежат более длительному лечению. Причина в психофизиологических различиях между мужским и женским типами поведения. Женский – более эмоциональный и восприимчивый. Женщины все прячут в себе и, как правило, держат внутри.
Процесс восстановления также отличается?
Реабилитационные мероприятия одни и те же. Просто они могут занимать больше времени.
В целом, отмечу, что самый большой процент диагнозов ПСТР будет приходиться на 8-10 год после войны. Именно тогда мы получим наибольший процент суицидальников, алкоголиков…
То есть, повторится то, что мы получили после Афганистана?
Да. Однако не путайте эти две войны. В Афганистане такой интенсивности боевых действий не было. Противник не владел тяжелым вооружением, а лишь стрелковым оружием, гранатометами, минами… А сейчас у нас полный комплекс – от пистолетов до ЗРК, новейшего оборудования ПВО, новейшие танки, модифицированные БМП, снайперские винтовки, которые нигде кроме РФ особо не используются. Интенсивность войны другая, соответственно процент людей, подверженных боевому стрессу, больше.
"Бойцу кажется, что ТАМ – настоящая жизнь, а ЗДЕСЬ – непонятно, чем люди занимаются"
Все чаще начинают говорить о том, что будет, когда воющие вернутся с фронта. Например, что они возглавят третий Майдан. Вы каким видите развитие событий?
Безусловно, у этих людей повышенное чувство справедливости. Я бы даже сказал, что это – гиперчувство, которое уже не есть нормой. Бойцу кажется, что ТАМ – настоящая жизнь, а ЗДЕСЬ – непонятно, чем все эти люди занимаются. Безусловно, будут какие-то проявления агрессии.
Здесь роль государства выступает на первый план – насколько оно реально оценит кровь, пот и слезы бойцов и предоставит ли оно соответствующие социальные пакеты. Кроме того, эти люди не должны оставаться наедине с собой и со своими мыслями.
Как государству этого добиться?
Необходимо вовлекать ветеранов в воспитательные процессы – направить в школы, вузы и так далее. Чтобы они могли рассказать, что происходило, как происходило, какие герои были, какие поступки они совершали, какие личные характеристики вышли на первый план.
Люди должны воспитываться на реальных героических подвигах, а не на удачных бизнес проектах. Это очень важно, потому что если не будет героического прошлого страны – у нее не будет никакого бизнес-будущего. Посмотрите на сильные государства, которые огромную роль уделяют героизации и популяризации всего позитивного, что было сделано армией. В США, например, весь Голливуд работает на вооруженные силы, на пропаганду высоких моральных качеств офицеров и солдат.
Резюмируем: к чему готовится украинцам?
Да ни к чему. Чего-то особо плохого они точно не сделают.
А хорошего?
Старая система в стране уже сломана, началось формирование новой. Ветеранов нужно к этому привлекать. Эти люди, например, могут активно бороться с коррупцией, они не побоятся что-то сказать или сделать, его особо не запугаешь.
В разных коллективах они станут гласом народа, будут примером открыто выражаемой независимой позиции. Думаю, что в этом плане от них будет только позитив. Армия, например, от них только выигрывает. Люди, которые прошли жернова войны, совершенно иначе относятся к подчиненным. Уходит вся шелуха, они честнее, понятнее и прямее. Такой человек не будет с линейкой ходить и замерять – бирка висит на 5 см выше или на 5 см ниже. Для него это – не жизненно важная проблема.
Евгения Мазур
Продолжение интервью ожидайте на сайте Телеканала новостей "24"